Введение

Инфляция и безработица – наиболее очевидные макропроблемы национальной экономики. Тенденции, факторы, особенности инфляционных процессов и безработицы, а также взаимосвязи между ними являются предметом активного интереса мировой экономической науки [Akalpler, 2017; Chu et all, 2020; Sa’idu, Muhammad, 2015]. Внимание к проблемам безработицы и инфляции актуализировали в последнее время пандемия нового коронавируса, связанные с ней ограничительные меры, повлекшие потерю значительного количества рабочих мест [Estrada, 2020]. Один из главных исследовательских вопросов в данной области – существование связей между безработицей и инфляцией. Наиболее известной в экономической теории моделью, связывающей инфляцию и безработицу, остается кривая Филлипса, построенная на данных по экономике Англии в 1861-1957 гг. Эта модель изначально постулировала: чем выше безработица, тем ниже инфляция и наоборот [Ситтаро, Сюпова, 2017]. Объяснение данной закономерности состоит в том, что по мере роста безработицы снижается заработная плата, соответственно, рост спроса, цен и инфляции замедляется. Следует учитывать, что данная модель находится в русле кейнсианской экономической концепции, созданной уже почти век назад, и ее соответствие современной экономике не гарантировано. Добавим, что кривая Филлипса связывает рост цен только с инфляцией спроса и игнорирует инфляцию издержек, а также эффект переноса.

Идея обратной зависимости инфляции и безработицы ставится под сомнение более поздними научными разработками («критика Лукаса») и опытом различных стран. В 1970-е гг. возник феномен стагфляции – одновременного роста инфляции и безработицы. Один из лидеров неоклассики М. Фридмен показал, что связь между инфляцией и безработицей в США с 1970-х гг. практически отсутствует, корреляция близка к нулю [Трунин и др., 2017; Andrada, 2017]. Таким образом, наличие либо отсутствие взаимосвязей между данными показателями является спорным вопросом. Логично предположить, что для зрелых рыночных и переходных экономик влияние безработицы на инфляцию может быть разным, кроме того, эти процессы способны изменяться во времени.

Авторы, изучающие взаимосвязь инфляции и безработицы в России, приходят к противоречивым выводам. Б.Н. Гафаров [2011], рассматривая данные за 1999-2010 гг., показал, что с 2002-2003 гг. в России постепенно начала формироваться обратная зависимость безработицы и индекса потребительских цен (ИПЦ). Например, падение безработицы в 2007 г. ускорило инфляцию. Несколько позже Х.М. Кордеро [2012] указал, что инфляция в 2006-2011 гг. была связана как с безработицей, так и с приростом валового внутреннего продукта (ВВП). Однако исследование А.В. Соколовой [2014] доказывает, что на динамику инфляции в 1999-2013 гг. влияли инфляционные ожидания, в меньшей степени ВВП (валовой выпуск), но не ситуация на рынке труда.

Стагфляция описана Н.П. Горидько, Р.М. Нижегородцевым [2015] на материалах российских регионов Севера и Арктики (Камчатский край, Магаданская область, Мурманская область, Республика Карелия) в 2001-2013 гг. Следовательно, имели место однонаправленные тренды инфляции и безработицы, противоречащие кривой Филлипса и соответствующие «критике Лукаса». По данным В.В. Ильяшенко [2016], в 1994-2014 гг. в России наблюдались все возможные комбинации: прямая связь инфляции и безработицы, обратная, отсутствие связи. Согласно И.В. Шевченко и М.С. Коробейниковой [2017], соотношение инфляции и безработицы отвечало кривой Филлипса лишь спорадически, резкое снижение инфляции увеличивало безработицу в отдельные периоды, в других ситуациях взаимосвязи не наблюдалось. Близка к этому выводу точка зрения М.К. Мавлютова и Ю.Н. Орлова [2017], согласно которой в кризисные периоды наблюдается стагфляция, в другие периоды инфляция и безработица не связаны.

Во многих исследованиях отрицается взаимосвязь безработицы и инфляции. Согласно Д.А. Егорову [2017], в 1999-2015 гг. инфляция объяснялась тремя факторами – инфляционные ожидания, курс рубля, предельные издержки труда (дополнительные расходы на наем персонала при росте производства), а безработица в чистом виде не оказывала на нее влияния. Близкий вывод сформулирован О.А. Кузнецовой, М.С. Зуевой, А.А. Ярыгиной [2017]: в российской экономике инфляция и безработица не связаны между собой, поскольку инфляция растет в кризисные периоды, к которым фирмы адаптируются, снижая заработную плату, а не численность персонала. По данным А.В. Зубарева [2018], в 2000-2014 гг. дефлятор ВВП и ИПЦ никак не были связаны с безработицей и разрывом выпуска. Основой причиной инфляции был эффект переноса в цены валютных курсов, который не зависит от занятости и безработицы. В свою очередь, дефлятор ВВП за вычетом экспорта коррелирует с разрывом выпуска, но не с индикаторами рынка труда. Существенным фактором инфляции служат также инфляционные ожидания [Раннева, 2019; Цховребов, 2019].

Не наблюдается корреляции инфляции и безработицы также на региональном уровне [Аверина, Горшкова, Синельникова-Мурылева, 2018]. По результатам изучения 80 регионов за 2000-2015 гг. было продемонстрировано, что показатель безработицы по методологии Международной организации труда (МОТ) не имеет той связи с индексом потребительских цен, которую предписывает кривая Филлипса (с инфляцией коррелирует разрыв выпуска – отклонение фактического валового регионального продукта (ВРП) от ожидаемого). Основными факторами региональной дифференциации инфляции в России являются инфляционные ожидания, доля импорта региона в ВРП и совокупный спрос, но не состояние рынка труда [Синельников-Мурылев, Перевышин, Трунин, 2020].

Следовательно, как показывают литературные данные, в ряде ситуаций в российской экономике отмечена стагфляция, т.е. одновременный рост безработицы и инфляции, в других работах доказывается независимость инфляции и безработицы. Во многих случаях рассматривается не собственно взаимосвязь инфляции и безработицы, а современные подходы к прогнозированию инфляции, учитывающие разрывы выпуска, инфляционные ожидания. Отметим также, что многие исследования рассматривали годовые данные, что, вообще говоря, не отвечает смыслу кривой Филлипса, действующей в краткосрочном периоде. Годовые данные имеют в данном случае, по большому счету иллюстративный характер. Можно предпо­ложить, что причинно-следственные связи и закономерности, ставшие основой для построения в свое время кривой Филлипса, весьма редко и «неуверенно» возникают в российской экономике. Поэтому необходим дополнительный анализ, позволяющий доказать наличие либо отсутствие причинно-следственных связей инфляции и безработицы в экономике России, а также определить их характер.

Цель исследования – выявить наличие или отсутствие взаимосвязей инфляции и безработицы в экономике России.

Материалы и методы исследования. Объектом исследования является национальная экономика России, в рамках которой развиваются инфля­ционные процессы, и функциони­рует рынок труда. В исследовании рассматри­ваются показатели инфляции (ИПЦ) и безработицы по методологии МОТ, в годовом и месячном разрезе за 2016-2019 гг. и 9 месяцев 2020 г. на уровне страны в целом. Информационным источником послужили статистические сборники, официально публикуемые Федеральной службой государственной статистики РФ. Для выявления наличия и характера взаимосвязей безработицы и инфляции использовались классические инструменты статистического анализа: расчет коэффициентов корреляции Пирсона, построение уравнений регрессии, анализ автокорреляции, анализ вариационных рядов на основе среднеквадратического отклонения и коэффициента вариации. Для оценки статистической значимости полученных уравнений регрессии применялись t-критерий Стьюдента и F-критерий Фишера.

Основная часть

Сначала рассмотрим взаимосвязь инфляции и безработицы в долгосрочной периоде на основе годовых данных от 2007 г. как последнего «предкризисного» года до 2019 г. (табл. 1, рисунок). Из представленных данных видно, что ничего похожего на кривую Филлипса в долгосрочном периоде не наблюдалось. Например, максимальная безработица в 2009-2010 гг. сопровождалась умеренной инфляцией. При близких уровнях безработицы – около 6%, инфляция могла варьироваться от 4-6% до 8-12%. Монотонное снижение безработицы в 2016-2019 гг. не повлекло увеличения инфляции.

Годовые показатели ИПЦ и безработицы по методологии МОТ в России, 2007-2019 гг.,
процентов

Table 1

Annual Consumer Price Index and unemployment according to the ILO methodology in Russia,
2007-2019, %

Рис. Соотношение инфляции (горизонтальная ось) и безработицы (вертикальная ось)
 в России в 2007-2019 гг., процентов

Fig. Ratio of inflation (horizontal axis) and unemployment (vertical axis) in Russia

in 2007-2019, %

Таблица 2

Коэффициенты корреляции инфляции и безработицы в России
 по месячным данным, 2016-2020 гг.

Table 2

Correlation coefficients of inflation and unemployment in Russia according to monthly data,
2016-2020

Коэффициент корреляции между показателями таблицы 1 составляет 0,371 (при 10 степенях свободы критическое значение на уровне значимости α = 0,05 равно 0,576). Если бы действовала закономерность, присущая кривой Филлипса, коэффициент корреляции должен был бы иметь большее по модулю отрицательное значение. На существо­вание стагфляции мог бы указывать положительный коэффициент корреляции, также больший, чем 0,576. Следовательно, в долгосрочной перспективе показатели инфляции и безработицы в российской экономике независимы. Это вполне согласуется с известными в экономической теории закономерностями.

Поэтому целесообразно остановиться на ежемесячных данных, отражающих изменения безработицы и инфляции в краткосрочном периоде с января 2016 г. по сентябрь 2020 г. по месяцам (в общей сложности 57 месяцев). Коэффициенты корреляции приведены в таблице 2. Из данных таблицы 2 видно, что за все 57 месяцев наблюдений корреляция инфляции и безработицы отсутствует.

Из данных таблицы 2 видно, что за все 57 месяцев наблюдений корреляция инфляции и безработицы отсутствует. Из данных таблицы 2 видно, что за все 57 месяцев наблюдений корреляция инфляции и безработицы отсутствует. В то же время в 2016 и 2019 гг. можно говорить о наличии статистически значимой связи. Близок к критическому значению также коэффициент корреляции за 2017 г. Лишь в 2018 г. он был очень низким, т.е. тренды инфляции и безработицы развивались по изолированным сценариям. Также выделяются из общей картины первые три квартала 2020 г., когда рынок труда испытал внешние шоки, связанные с пандемией нового коронавируса, ухудшением конъюнктуры сырьевых рынков. Представляется, что этот период требует отдельного анализа, пока же остановимся на изучении ситуации в 2016-2019 гг.

Следует подчеркнуть, что все коэффициенты корреляции до 2020 г. были положительным, что соответствует ситуации стагфляции. Ничего похожего на существование кривой Филлипса в этот период не наблюдалось. Иными словами, нашей стране в 2016-2019 гг. не приходилось платить за снижение безработицы ростом инфляции и наоборот. Поэтому целесообразно провести дополнительное моделирование взаимо­связей безработицы и инфляции в 2016-2019 гг. Линейное и другие уравнения связи между инфляцией и безработицей по данным за все 48 месяцев этого периода были статистически незначимы (очень велика ошибка аппроксимации), кроме того, присутство­вала автокорреляция, искусственно завышающая значимость модели. Несколько лучше описывает ситуацию полином второго порядка (1):

где y – индекс потребительских цен, x – безработица по методологии МОТ.

Уравнение (1) может косвенно указывать на то, что до определенного уровня безработицы может наблюдаться стагфляция, а при падении аргумента ниже точки экстремума функции до уровня 3,6%, может проявляться обратная связь между переменными. Однако уравнение (1) также имеет относительно низкую точность и не может надежно описать причинно-следственные связи. Такая ситуация диктует необходимость анализа за более короткие периоды. Для этого были построены уравнения парной регрессии по данным за 2016-2019 гг. (таблица 3).

Уравнения регрессии, отражающие связь между безработицей и инфляцией в России
за 2016-2019 гг.

Table 3

Regression equations reflecting the relationship between unemployment and inflation in Russia
 in 2016, 2017, 2018, 2019

Данные таблицы 3 показывают, что в 2016 г. и в 2019 г. существовала прямая линейная зависимость между инфляцией и безработицей. Так, в 2016 г. фактор безработицы обуславливал до 35% дисперсии инфляции при общей высокой надежности линейного уравнения связи – прирост показателя безработицы на 1% приводил к повышению инфляции на 0,73%. Содержательные данные за 2016 г. указывают на то, что в первом квартале более высокий уровень безработицы сопровождался относительно более высокой инфляцией, с мая инфляция в основном снижалась, как и безработица.

Сходная картина имела место также в 2017 г. и 2019 г., когда в зимний период наблюдались наиболее высокие значения инфляции и безработицы, во втором и третьем кварталах обычно происходило их снижение. Иными словами, сезонная дефляция летом-осенью в эти годы сопровождалась некоторым сокращением безработицы. В 2018 г. снижение безработицы во втором-третьем кварталах происходило на фоне более высокой инфляции, сезонная дефляция была слабой, что и обусловило отсутствие связи рассматриваемых показателей. В первом квартале 2019 г. наблюдался максимальный за год уровень безработицы, значительная часть прироста инфляции также пришлась на зимние месяцы. Со второго квартала происходило сокращение безработицы до 4,3% в октябре, одновременно с апреля замедлилась инфляция, а в отдельные месяцы наблюдалась дефляция. В октябре одновременно возобновились рост цен, и увеличилась на 0,1% безработица.

Таким образом, в экономике России в 2016-2019 гг. не наблюдалось постоянных жестких связей между инфляцией и безработицей (ни прямых, ни обратных), но присутствовали элементы стагфляции. В 2016 г., в 2019 г. и в меньшей степени в 2017 г. наблюдалась прямая связь между инфляцией и безработицей, т.е. их параллельный рост или снижение. По преимуществу это явление было обусловлено сезонным фактором, а не прямым влиянием рынка труда на ИПЦ (зимой инфляция и безработица обычно были максимальными, летом-осенью снижались до годового минимума). Объяснение данной ситуации состоит в том, что инфляция и безработица обычно испытывают на себе влияние одних и тех же сезонных факторов.

Как известно, в конце лета и осенью обычно наблюдается сезонная дефляция вследствие удешевления сельскохо­зяйственной продукции. Безработица также обычно является максимальной в первом квартале, затем постепенно снижается, к концу года вновь возрастает. Как правило, летом-осенью максимален спрос рынка труда на сезонных рабочих, образуются новые временные рабочие места в тех видах деятельности, которыми занимаются по преимуществу в теплое время года. В частности, больше персонала нанимают летом и осенью предприятия сельского хозяйства и строительства, а также частично общественного питания, индустрии развлечений. Следовательно, снижение инфляции и безработицы в России происходит под воздействием одних и тех же факторов. При исключении сезонных компонентов инфляция и безработица оказываются независимыми друг от друга. Если по причинам, связанным с урожайностью и другими внешними воздействиями на уровень цен, не происходит сезонной дефляции, никакой связи инфляции и безработицы не просматривается (как это было, в частности, в 2018 г.).

Эти закономерности вполне согласуются с фундаментальными теорети­ческими положениями о специфике российского рынка труда. Традиционные для зрелых рыночных экономик каналы связи инфляции и безработицы (фирмы изменяют спрос на рабочую силу в соответствии с экономической обстанов­кой, увольняют работников в периоды спада и расширяют наем, откликаясь на благоприятную конъюнктуру, повышают тем самым инфляционное давление через совокупный спрос) в России практически не работают. Как неоднократно отмечалось в литературе, сокращение издержек на рабочую силу происходит не через увольнения (как это должно быть по преимуществу в классической рыночной экономике), а через снижение оплаты труда, перевод в режим неполного рабочего дня, другие приемы, не вызывающие формального увеличения показателя безработицы [Акулов, 2018]. Кроме того, в России дефицит достойного труда, сохраняется значительное число рабочих мест с низкой заработной платой, поэтому увеличение занятости слабо влияет на потребительский спрос.

Теоретически привести к экономическому росту, повышению потребности в рабочей силе, потребительского спроса, и стимулировать данный вид инфляции могла бы активная денежно-кредитная политика кейнсианского типа (призывающая жертвовать ценовой стабильностью ради экономического роста). Однако, как уже отмечалось в литературе, судя по всему, при существенном ускорении инфляции спроса и частично издержек за счет такой «финансовой репрессии» значительного снижения безработицы достигнуто не будет, тем более что в России она до сих пор не столь велика по мировым меркам [Власов, Синяков, 2020; Becker, Ivashina, 2017; Hoffman, 2019].

Что касается влияния ограничи­тельных мер, связанных с предотвраще­нием распространения новой коронави­русной инфекции, внешних экономических шоков на положение дел с безработицей и инфляцией в России за первые три квартала 2020 г., то, как видно из данных таблицы 3, в этот период впервые значение коэффициента корреляции между рассматриваемыми показателями стало отрицательным (около –0,500), хотя оно находится ниже критического значения при 7 степенях свободы (около 0,666). Теоретически можно предположить, что ситуация в национальной экономике «развернулась» от стагфляции к отрица­тельной зависимости между инфляцией и безработицей, соответствующей логике кривой Филлипса. Однако более детальный анализ позволяет отвергнуть такой вывод (табл. 4).

Месячные данные по инфляции и безработице в России за первые три квартала 2020 г.

Table 4

Monthly data on inflation and unemployment in Russia for the first three quarters of 2020